«Отцы и дети» - утка с апельсинами. Критика на критику.

Вы часто ужинаете уткой? Я вот минуты две назад расправилась с этой красивой птицей, запах которой час с лишним соблазнял меня из духовки. В ней ещё и апельсины запекались, у которых постепенно образовывалась коричневатая корочка, как у карамелизированных цитрусовых. Ими иногда ещё коктейли украшают. Это я не кичусь. Обычно-то всегда по вечерам у меня котлетка куриная, или, может, макароны с сыром, иногда и салатом обхожусь. И тут, как подобает интеллектуалу, сижу я, значит, за столом, задумалась, и мысли куда-то вообще в непонятном направлении «полетели» (натюрморт из утки с апельсинами очень вдохновляет). Примерно так это было: «На учёбу не иду - заболела; хорошо бы окно закрыть в комнате, не только потому что я «не огурцом», но и читать некомфортно в холоде будет; «Мёртвые души», кстати, с невероятной скоростью «проглатываю»; а до этого что было? до этого, вот, по школьной программе, Лескова так плавненько прошли, а за ним Тургенева «Отцы и дети», очень, кстати, зацепили!». Тут, значит, бац!, и пошло-поехало. Я вообще любитель образности, так сказать. Недавно в школьном сочинении самонадеянно сравнила общество со стеклянной банкой, а Любовь Онисимовну из «Тупейного художника» с розой, у которой в этой самой банке расти и не получается. Но я и не думала останавливаться. Дала волю фантазии, и получилось, что Островский - санкционный сыр, господин Лесков оказался куриной котлеткой (вкусненькая, приятная, иногда очень даже необходима, легка в употреблении). Потом я как-то на пару минут зависла, и вдруг меня осенило: «А Тургенев ведь - утка!». «Мысля» показалась мне гениальной, стала я её развивать, «крутить, вертеть», и всё, как кубик рубика, сложилось. Давайте, что ли, обсудим.

«Начнём, дети, с года написания!». 20 Июля 1861 года Иван Сергеевич Тургенев дописал последнее слово романа «Отцы и дети». Как бы, всё. Большего вам знать и не нужно, а если нужно - сами прочитаете. Моя роль сегодня другая. И именую я себя не безликой википедией, а Полиной Долгановой. Улавливаете разницу между предложениями «бро́кколи — однолетнее овощное растение, разновидность капусты огородной» и «я брокколи не люблю, он, на мой вкус, воняет ужасно»? Я вам сегодня расскажу, чем для меня лично пахнут «Отцы и дети», и, на контрасте, чем пахнут те, кто это произведение критикует.

Я для себя составила своеобразную пирамиду критиков. Начиная с тех, чьё мнение далеко от моего, как Боро-Боро от Москвы, и заканчивая теми, с кем я солидарна. В самом низу моей пирамиды (возможно, настолько низко, что этот уровень уже приближается к месту жительства червячков и таракашек) оказались те, кто прицепился к слову «нигилист» и запихнул его туда, где оно совсем ненужно, те, кто это слово извратил, сделал его навязчивым и потерявшим свой смысл. Обвинять Базарова в том, что он законченный нигилист, это всё равно, что прочитать значение слова «феминизм» в Википедии и перестать брить ноги и подмышки. То есть, совсем недальновидно. Я их имена не запоминала, потому что придерживаюсь мнения, что мозг человеческий, как чердак. Лишняя ненужная информация вытесняет в нём что-то важное и значимое.

Чуть выше, около первых кирпичиков, которые составляют нашу пирамиду, оказался Максим Антонович. Вот, для завязки разговора, прочитайте: «Вы забываете, что перед вами лежит роман талантливого художника, и воображаете, что вы читаете морально-философский трактат, но плохой и поверхностный, который, не удовлетворяя уму, тем самым производит неприятное впечатление и на ваше чувство. Это показывает, что новое произведение г. Тургенева крайне неудовлетворительно в художественном отношении.» Это написал Антонович об «Отцах и детях». Хочется переместить вас в один из моих уроков по литературе, во время которого мой учитель сказал мне: «В комедии конфликт всегда мнимый. Герой произведения не знает, какой он дурак, зато об этом знают все читатели.» Максим Алексеевич написал эти сроки в 1862 году. Он стал героем своей собственной комедии. Он ведь думал, что так проницателен, так чуток и по-смелому резок в отношении произведения, потому что прогнозы его непременно сбудутся, читатели будут засыпать над книгой, а, проснувшись, откладывать её подальше. Нельзя винить его за то, что его Ахтырского духовного образования не хватило, чтобы предугадать, сколько поколений в дальнейшем будет читать «Отцов и детей». Просчитался.

Вот, что ещё меня умилило: «Все внимание автора обращено на главного героя и других действующих лиц, - впрочем, не на их личности, не на их душевные движения, чувства и страсти, а почти исключительно на их разговоры и рассуждения. Оттого в романе, за исключением одной старушки, нет ни одного живого лица и живой души…». Посмотрела бы я на господина Антоновича, если бы вместо приветствия в адрес своей соседки, он бы каждый раз говорил: «О, Марь Иванна, шарф ваш подчеркивает глубину глаз, которые отражают вашу душу. Цвет волос под мрачным светом луны характеризует вас, как женщину мудрую, начитанную, а улыбка выдаёт вашу робость и скромность!». Такое описание человека Максим Алексеевич расценивает, как более жизненное и живое? Тут уж, как никогда, уместно будет привести начало произведения:

«

— Что, Петр, не видать еще? — спрашивал 20-го мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.

Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: «Никак нет-с, не видать».

— Не видать? — повторил барин.

— Не видать, — вторично ответствовал слуга.

Барин вздохнул и присел на скамеечку.»

Сказать, что в «Отцах и детях» недостаточно жизни - показатель некого эгоизма и ничем неоправданной предвзятости по отношению к великому автору, которая, скорее всего, вызвана очень личными мотивами.

Дальше Александр Скабичевский весьма нехило выступил. Фамилия, конечно, говорящая. Читаем: «Задача романа, как вы видите, очень серьезная... Но на первых же страницах вы видите, что автор, лишен всякой умственной подготовки к выполнению цели романа; он не только не имеет никакого понятия о системе новой положительной философии, но и о старых идеалистических системах имеет понятия самые поверхностные, ребяческие…».

Сам ты лишён умственной подготовки, ей Богу! В итоге, все мы, почему-то, читаем Тургенева, а не Скабичевского, который заявлен, как «историк русской литературы либерально-народнического направления». Кажется, что сам себе статус в википедии напечатал.

Жуковский Юлий Галактионович сказал вот что: «"...Талант этого писателя стал бледнеть перед теми требованиями, которые поставила в задачу романисту критика Добролюбова <...> Тургенев оказался бессилен учить общество тому, чему должна была научать это общество литература, по мнению Добролюбова. Г-н Тургенев стал терять понемногу свои лавры. Ему стало жаль этих лавров, и он, в отмщение критику, сочинил пасквиль на Добролюбова и, изобразив его в лице Базарова, назвал его нигилистом…». Читаем теперь биографию автора этих весьма изобретательных строчек: «Управляющий Государственным банком России, сенатор». Случайно вспомнила сейчас Ольгу Бузова, которая вдруг стала певицей. Уж не Юлий ли Галактионович её вдохновил своей резкой сменой деятельности?

Почти у самой вершины моего Египетского сооружения оказался Дмитрий Иванович Писарев, чего я никак не ожидала. Писарев в моих глазах всегда был критиком, который «спорит ради того, чтобы поспорить». Но его мысли оказались наиболее схожими с моими.

Вот некоторые из них, которые меня зацепили, и я бы очень хотела, чтобы вы их прочитали.

1. «Базаров везде и во всем поступает только так, как ему хочется или как ему кажется выгодным и удобным. Им управляют только личная прихоть или личные расчеты. Ни над собой, ни внутри себя он не признает никакого нравственного закона, никакого принципа. Впереди — никакой высокой цели; в уме — никакого высокого помысла, и при всем этом — силы огромные!»

2. «Если базаровщина — болезнь, то она болезнь нашего времени, и ее приходится выстрадать... Относитесь к базаровщине как угодно — это ваше дело; а остановить — не остановите; это та же холера».

3. И моё любимое: «Базарову с его принципами и идеями жить на свете не так уж и хорошо. Ведь там, где нет деятельности, нет любви, нет и наслаждений. Что делать тогда? В таком случае надо жить, пока живется, если нет ростбифу, кушать сухой хлеб, и быть с женщинами, раз уж нельзя любить женщину. В общем, не мечтать о чем-то типа апельсиновых деревьев и пальм, а реалистично довольствоваться снежными сугробами и холодными тундрами, не желая большего."

Кто же окажется на вершине пирамиды? Я и сама долго искала ответ на этот вопрос. А всё очень просто - это место займёт Тургенев. Ведь он не просто начирикал на бумаге текст, сопутствуя фразой «как хотите, так и понимайте!», он написал более, чем понятную статью, которая называется «По поводу «Отцов и детей». Он уже тогда случайно, издалека, пророчил эту великую мысль, что время всех рассудит: « Кладу перо... Еще один последний совет молодым литераторам и одна последняя просьба. Друзья мои, не оправдывайтесь никогда, какую бы ни взводили на вас клевету; не старайтесь разъяснить недоразумения, не желайте -- ни сами сказать, ни услышать "последнее слово". Делайте свое дело -- а то все перемелется. Во всяком случае, пропустите сперва порядочный срок времени -- и взгляните тогда на все прошедшие дрязги с исторической точки зрения, как я попытался это сделать теперь…». Вот и мы попытаемся.

Базаров - утка с апельсинами. Это новый человек в обществе, новое и непривычное блюдо на ужин. И если у утки апельсины, то у Евгения отрицание, борьба с самим собой, великий ум и чудовищное неумение общаться с людьми. Представить его, свободно дискутирующего на тему искусства, это всё равно, что приготовить салат из креветок и чурчхелы. Невозможно и не нужно. Роль и бремя его совершенно другие. А судить Тургенева… ну, можно, но совсем невыгодно. Ведь он, а не вы, придумал Княгиню Р. для Павла Петровича, и одному Богу известно, почему Р. Допускается, что это «Россия», ставшая кандалами для человека умного и некогда свободного. Ведь он, а не вы, ввёл в литературу новый термин - «нигилизм», и, наверное, триста раз уже об этом пожалел, видя, как его извратили.

В своё оправдание хочу сказать, что в школе, сидя за партой, я конечно приведу положительную критику «Отцов и детей», да и не будет у меня столько времени и ресурсов, чтобы это разобрать так досконально. Конечно, я напишу, что Базаров - нигилист, Павел Петрович - не очень, Фенечка - важный персонаж, Николай Кирсанов - добрый дядька, а Анна Сергеевна - сильная женщина. Но раз уж есть у меня возможность капнуть глубже, раз уж могу я придерживаться мысли, что блог мой читает только тот, кто сам нажимает на ссылку, и что здесь вы - мой гость, а значит и мнение тут сугубо личное и то, которое я бы вряд ли озвучила в обычной жизни, то написала я так, как написала.

И напоследок, ну ни гений ли Тургенев, после того, как подарил Базарову слова «Я гляжу в небо только тогда, когда хочу чихнуть.»?